Попутчик
Он оказался с отрядом совершенно случайно – так уж случилось, что ему с ними было по пути. Узнав, кто он и куда идет, предложили до переправы пойти с ними – слишком неспокойными в последнее время стали эти места. Дед не стал возражать, и когда один из бойцов, высокий добродушный Илья, предложил подсобить с рюкзаком, согласился и с этим.
На широкой спине Ильи старый, перепачканный в земле рюкзак выглядел уже не столь внушительно. Тем не менее, боец удивленно присвистнул.
– Дед, ты что, кирпичи в нем носишь?
– Ага, - согласился дед. – Фазенду себе строю, в шесть этажей.
– А серьезно, что здесь?
– Да корни, браток, корни. Лечиться вот надумал, а растет эта травка только здесь.
– Дед, да ты ведь пока с таким рюкзаком до села дойдешь, уже никакие корешки не помогут.
Дед взглянул на Илью и усмехнулся.
– Ох и силен ты на язык, браток. Ничего, сдюжу как-нибудь – не впервой. Не для меня это, каждый год сюда хожу, – добавил он уже более серьезно.
– Что, никак знахарь?
– А хоть бы и так.
– Деньгу, наверное, лопатой гребешь? – не унимался боец.
– Ага, - снова согласился дед. – На «Мерседес» коплю. А что, - продолжил дед, - ты мой рюкзак несешь, так может, и я твою машинку понесу?
Илья взглянул на зажатый в правой руке автомат, словно только сейчас его заметил.
– Да нет, дед, спасибо – я уж как-нибудь сам…
Командир группы, молодой лейтенант, с любопытством прислушивался к этому диалогу, не забывая при этом поглядывать по сторонам. Узкая проселочная дорога то прижималась к самой реке, то уходила далеко в сторону. Впереди дорога давала большой крюк, обходя давно пересохшее болото, поэтому группа вскоре свернула на узкую лесную тропинку – так было ближе.
Дед, всю дорогу оживленно болтавший с Ильей, неожиданно нахмурился – добродушный Илья даже подумал, не задел ли он чем деда.
– Дед, ты чего насупился? Не обижайся, я ведь все это не со зла…
Дед не ответил, по лицу его снова пробежала тень. Так они шли еще несколько минут, когда дед неожиданно позвал лейтенанта.
– Эй, лейтенант, погоди…
Группа остановилась, два бойца, шедшие впереди всех, тоже замедлили шаг.
– В чем дело, отец? – лейтенант глядел на деда доброжелательно и слегка удивленно.
– Понимаешь, браток, нельзя нам дальше идти.
– Это почему же?
– Не знаю, но нельзя – беда может быть. Худое что-то впереди. Совсем близко.
Лейтенант хотел было сказать что-то едкое, но, заглянув в глаза деда, промолчал. Скинув автомат с плеча, щелкнул предохранителем и передернул затвор.
– Илья, Борис – останетесь с дедом. Сойдите с тропинки и ждите нас вон у тех деревьев. Остальные за мной…
Рассыпавшись веером по лесу, бойцы медленно двинулись вперед и вскоре скрылись из глаз. Их не было минут двадцать, затем впереди снова мелькнул знакомый околыш фуражки.
– Дед, а ведь ты был прав, - подошедший лейтенант держал в руках две обезвреженные гранаты и свернутую в кольцо тонкую проволоку. – Какой-то гад растяжку поставил. Не скажи ты вовремя, могли и налететь.
Стоявший рядом Илья удивленно взглянул на деда. – Дед, а ты-то откуда узнал?
– Откуда узнал? – дед усмехнулся, было видно, что тревога покинула его. – Пчелка рассказала… Да ты не обижайся, - он добродушно взглянул на недоверчиво фыркнувшего Илью, - я правду говорю. Я, браток, лет сорок, почитай, лесником проработал – а потому лес ко мне другое отношение имеет, чем к тебе или вот к лейтенанту… Можешь не оглядываться, - дед взглянул на все еще настороженного лейтенанта, - больше ничего нет, все спокойно.
– Что, и это пчелка рассказала? – Лейтенант пытливо взглянул в глаза собеседника.
– Нет, на этот раз воробышек – вон тот, на ветке.
– Ох и чудной же ты, дед… - Лейтенант недоверчиво покачал головой. – Ладно, пора идти – выйдем на дорогу, там отдохнем…
Илья взвалил на спину дедов рюкзак, и маленький отряд осторожно двинулся дальше. Вскоре тропинка стала шире, а через какое-то время вновь вывела бойцов на проселок. Лейтенант вздохнул с облегчением – похоже, все обошлось.
– Все, вон на той поляне привал. Разрядить оружие…
Отомкнув магазин, лейтенант передернул затвор, вставил выпавший в заботливо подставленную фуражку патрон обратно в магазин, затем спустил курок. Поставив автомат на предохранитель, примкнул магазин и забросил оружие за спину.
Лежать в тени высоких деревьев было хорошо и приятно. Илья глотнул воды из фляжки и протянул ее деду, тот отрицательно мотнул головой. – У меня своя есть в рюкзаке, вон там, в кармашке…
– Дед, ну а все-таки, как ты узнал? – в голосе Ильи уже не было прежнего ехидства. Взглянув на него, дед едва заметно усмехнулся.
– Да вы же теперь не верите ничему – разучились.
– А я попробую поверить. Честно, попробую…
Дед испытующе посмотрел на своего собеседника, на секунду задумался.
– Я ведь уже говорил тебе, что лесником работал, и лес хорошо знаю. Но даже не в лесе дело… Отец-то у меня еще перед войной умер, а матери я и вовсе не помнил. Как война началась, на фронт меня не взяли – рука у меня правая не работала, да и зелен еще был. Бревном на лесопилке ударило, вроде и зажило все, а начала сохнуть. Доктора, понятное дело, ничего не смогли сделать, вот меня и определили к старику одному, пасечнику – все какая-то от меня польза. Больше года этот дед ко мне присматривался – бывало, и прикрикнет, и по матери пошлет куда подальше. Но не выгонял, другого помощника вместо меня у председателя не просил. А однажды говорит: хочешь, вылечу руку твою? Только чур, обо мне ни слова – если что, скажешь – само прошло. И точно, за месяц вылечил. Сила у него, скажу тебе, была необыкновенная… Как рука немного окрепла, я на фронт попросился, но взяли меня лишь в обоз – из-за бывшей инвалидности. Что делать, каждому свой хомут… В сорок пятом вернулся, да снова к деду этому меня и отправили. И прожил я с ним лет восемь, пока он не помер. Но успел он меня немного уму-разуму поучить, хоть и на редкость я тогда бестолковым был. Хозяйство наше как раз тогда укрупнять стали, присоединили к соседнему, пасеку тоже туда передали. Ну, а меня в лесники определили. Лет десять, наверное, еще прошло, прежде чем я слова деда моего понимать начал, да науку его хитрую постигать.
– Значит, он вас всему научил?
– Скорее, он дал ниточку, указал тропинку путеводную. Я ведь потом только слова его вспоминать начал, когда кое-что сам замечать стал. И ведь прав он оказался! Ничто, - говорил он, не бывает просто так, все за что-нибудь, да цепляется. Ни птица зря не пролетит, ни рыба просто так не плеснет. Это мы, глухие и слепые, понять ничего не можем… - дед задумчиво посмотрел на проплывающие по небу облака. – Господь вразумить нас пытается, от бед оградить, на путь праведный направить – а мы ничего не замечаем, себя и видим только… Истина, она в двери никогда не ломится – она тиха и незаметна, ее еще суметь распознать надо… Вот ты не поверил, когда я про пчелу сказал – а мне ведь и вправду пчела сказала. Конечно, не она одна, но она подтвердила, дала знак, что никак нам дальше нельзя идти было.
– Ну а как она знать-то дала? – было видно, что Илья и в самом деле заинтересовался рассказом деда.
– Да тем и дала, что пролетела – сыро там было, темно, нечего пчеле в таком месте делать. Да и пролетела не как-нибудь, а круг над головой дала, едва по лицу меня не задела.
– Ну и что?
– Как что? – в голосе деда послышалось удивление. – Ведь не может Господь взять и сказать тебе: не ходи дальше, Илюша, там опасно. Вот и посылает он всяких тварей божьих, чтобы предупредили нас, не дали погибнуть. Да и не только зверье, вообще все вокруг говорит с нами, понять только уметь надо.
– Ну а откуда вы узнали, что пролет пчелы – это к несчастью? Может, она этим хотела вас о кладе впереди предупредить?
– Так ведь много примет-то всяких, и каждая – к своему месту. Это сейчас у нас все просто: кот тебе дорогу перебежит, и ты уже беды ждешь… Глупо все это. Забыли истину, утеряли, одни вершки остались, без понимания. Мир-то, он сложнее гораздо, к нему прислушиваться надо. Это как язык чужой – долго учиться надо, зато потом что ни скажут, все понимаешь. Ходи, смотри, запоминай – так и поймешь со временем, что к чему. Или по мыслям своим смотри – скажем, сидишь ты на бережке, и думаешь: а неплохо бы завтра дружка своего старого навестить, давненько не виделись. И глядь – в это время рыба большая плеснет, птица перед тобой сядет и трель выдаст, ветерок дунет или еще что случится – вот и знак тебе от Господа твоего, что так и есть, надо тебе дружка твоего проведать. Листок упал с дерева, веточка качнулась, мышь пробежала - во всем воля Господа прописана, умей лишь понять ее.
– И что, неужели не ошибешься и не запутаешься? Вот сейчас ветер вон тот куст шевелит – это к чему?
– Так ведь не понимай все глупо-то так, - усмехнулся дед. – Мир, он, почитай, не для одних нас создан. Думай, сопоставляй – и поймешь, когда для тебя это, а когда нет.
– Ну а как понять-то?
– Так ведь говорил уже – по мыслям своим смотри, и сопоставляй со всем необычным, что вокруг тебя происходит.
– Ну а что необычного в падающем листке?
– А тебе непременно надо, чтобы алмазы с неба сыпались? Я же сказал уже – истина не ломится в дверь, она приходит тихо и незаметно… – Дед потянулся к рюкзаку, достал из кармашка потертую армейскую фляжку, не спеша напился. – Все вокруг нас наполнено смыслом, просто надо уметь его увидеть. Да и от тебя самого еще многое зависит. - Дед спрятал фляжку и испытующе посмотрел на Илью. – Надо еще быть достойным того, чтобы Господь о тебе заботился. Ходи с открытой душой, не держи зла на людей, не делай гадостей разных – глядишь, и сможешь увидеть.
– Так это не всем дано?
– Дано-то всем, да не каждому нужно. Истина - она девка капризная, ее ублажать нужно. Раз постучится, другой, третий – а ты слеп на оба глаза и глух, как тетерев. Вот она и пойдет к другому. А вернется ли, от тебя зависит. Вот ты сейчас травинку сорвал, грызешь ее – а зачем сорвал? – Дед укоризненно посмотрел на Илью.
– Так это же всего лишь травинка… - Илья недоуменно взглянул на изгрызенный стебелек.
– Да, всего лишь травинка. Но зачем ты сорвал ее? Она тебе что-нибудь плохого сделала? Или нужна была тебе для костра, для чая, для постели? Нет, не нужна – просто так сорвал, из баловства. А ведь она живая. Как ты к миру относишься, так и он к тебе.
Илья смущенно положил травинку, дед усмехнулся. – Я вот лесником почти сорок лет проработал – и никогда ни зверя зря не бил, ни птицу. К любому мурашу с добром относился.
– И к комарам… - ехидно добавил Илья.
– Ох и язык у тебя, язви его душу… - дед снова усмехнулся. – Пойми, никто не заставляет тебя комаров кормить. Если он тебя кусает, прихлопни его, и все дела, никто никогда не поставит тебе этого в укор – ведь это он тебя кусал, не ты его. Да и он не виноват, таким его природа создала. В природе, браток, все естественно, там нет зла. Это лишь мы, человеки, смогли все так испоганить, что все живое от нас шарахается. А меня вот за сорок лет ни разу ни один зверь не тронул – потому что с душой ко всему подходил. Я понимал лес, и он меня понимал. Где в лесу беда какая – пожар или там браконьер какой – все сразу знал, обо всем мне лес говорил. Потому и боялись у меня лихие люди появляться, колдуном называли. - Дед улыбнулся. – А какое здесь колдовство – живи с миром в душе, относись к любой твари по-божески – вот и секрет весь… Однако идти пора – лейтенант ваш уже поднялся…
До переправы они дошли за полтора часа. Подождали, пока старый обшарпанный паром не дополз по натянутому поперек реки тросу до пристани, затем неторопливо поднялись на борт. Приняв «Камаз» и две легковушки, паром так же неторопливо отвалил от берега.
Дальше их пути расходились – бойцы уходили влево, к заставе, дорога деда лежала прямо, к видневшемуся на взгорке селу. Паром коснулся берега, Илья помог деду взвалить на спину рюкзак.
– Ну, отец, счастливо. – Лейтенант с чувством пожал деду руку. – И спасибо тебе…
– Да что там, - отмахнулся дед. – Вам нормально дойти.
– Ладно, дед, прощай – может, и встретимся когда, - сказал Илья, задумчиво глядя на старика. – Скажи хоть, как звать-то тебя?
– Дедом Семеном кличут. Будет время – заходи, меня здесь каждый знает… – Дед слегка подкинул рюкзак, поудобнее пристраивая его на спине, и неторопливо ступил на берег, следом сошли лейтенант и его маленький отряд. Бойцы шли молча, каждый думал о чем-то своем, потаенном, и лишь Илья то и дело оглядывался назад, пока зеленая стена леса не скрыла от него пыльную дорогу и медленно идущего по ней человека с грязным потрепанным рюкзаком…